Из Истории Советской Грамзаписи

Введение.

Сейчас уже сложно сказать, когда начался бум коллекционирования пластинок. Скорее всего, с появлением самой возможности записи звука. Вначале собиранию “подверглись” перфорированные круги для шарманок и восковые валики для фонографа, затем и сами граммофонные пластинки.

Первый граммофон увидел свет в 1888 году, в Ганновере; в первой половине 1897 года, в Кэмдене (США) открылась первая в мире фабрика грампластинок, положившая начало крупнейшему пластиночному концерну RCA Victor. В конце 1901 года в мире уже насчитывалось около 3000 наименований пластинок общим количеством 4 миллиона экземпляров. А на рубеже 19-20 веков создается еще несколько фирм по производству пластинок. Это: Columbia в США, Pathe во Франции, His Master’s Voice в Великобритании и La Vou Del Padrone в Италии.

В России первый граммофон появился в 1897 году, в том же году была сделана первая запись на русском языке. В 1901 году английским акционерным обществом “Gramophone” в Риге была организована первая фабрика грампластинок в России. Вскоре на территории России было открыто 5 представительств фирмы”Gramophone”: в Москве, Санкт-Петербурге, Варшаве, Тифлисе и Риге. А рижский филиал наряду с фабрикой в Ганновере становится крупнейшим для того времени производителем пластинок фирмы “Gramophone”.

Стоили граммофоны недешево, разброс цен был достаточно большим — от 14 до 650 рублей и выше. Разброс цен на грампластинки составлял от 2-3 до 15 рублей. Однако, несмотря на подобную дороговизну, о всеобщем увлечении “поющей машиной” говорит хотя бы тот факт, что до революции в одной только России издавалось около десятка журналов, посвященных граммофону и грампластинкам. Количество же статей в общей печати, включая такие издания, как “Нива” и “Журнал для хозяек” просто не поддается учету.

В 1910 году под Москвой открылся крупнейший в России Апрелевский завод по производству грампластинок. А к 1915 году в стране уже работала 6 фабрик, выпускавших 20 миллионов пластинок в год. Они использовались как средство массового политического воспитания и художественного образования народа. Также записывались выступления политических деятелей, первым записавшимся среди которых был В. И. Ленин.

В 1964 году была организована Всесоюзная фирма грамзаписи “Мелодия”. И в 1965 году в стране работало 5 заводов по производству грампластинок: в Москве, Ленинграде, Риге, Ташкенте и Тбилиси. В 1970 году тираж пластинок в СССР достиг 180 миллионов. Что же из этого огромного количества винила, выпущенного на 1/6 части суши, может представлять интерес для коллекционеров?

Коллекционирование поп-рок-музыки в ее нынешнем понимании началось, скорее всего, с Элвиса, BEATLES и ROLLING STONES. И уж наверняка родиной коллекционирования нужно считать Великобританию. Нет? Англичане вообще педанты и консерваторы, и в отличие от нас свою историю предпочитают уточнять, а не переписывать. Но наша история пока еще даже не написана.

Итак, коллекционирование! Уточнению и упорядочиванию собственной музыкальной истории и индустрии в Британии было посвящено несколько изданий, основанных в начале 80-х, из которых некоторые до сих пор здравствуют в соответствующем солидном статусе, а некоторые приказали долго жить еще в начале 90-х.

Занимаясь собственной летописью, вряд ли можно было обойти вниманием “заморские” издания (конкретно — континентальные), которые отличались как по материалу, так и по оформлению пластинок: практически все они содержали обложки или картинки (т.н. picture sleeves, или сокращенно p/s) и каждая страна делала их по-своему. В самой же Британии первые обложки для синглов появились только в середине 60-х.

Европейским изданиям были посвящены статьи, публикации, книги, энциклопедии и даже диссертации. Восточная Европа, Советский Союз и т.д. туда не вошли. “Социалистические” релизы были удостоены всего лишь несколько обзорных статей, суть которых сводилась к фразе лектора из “Общества по распространению” из “Карнавальной ночи”: “Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, науке это не известно, наука пока не в курсе дела!”

Если попробовать представить западный подход к изданиям советских фирм грамзаписи, да еще учесть ловкость и смекалку наших местных “умельцев”, то нетрудно догадаться, что “вражеские” попытки навести порядок и классификацию в советских и российских изданиях, обречены на провал, что подмечено было еще классиком: “Аршином общим не измерить”.

Попробуем разобраться сами? Итак…

Популярность “там” и непопулярность “здесь”

“Там”

На Западе пластинки формата 7 дюймов (7inch, single play, сингл-одиночка, семерка, сорокопятка) были изначально коммерческими и направленными на скорейшую реализацию поп-песенок. С переходом на рубеже 40-50-х годов со скорости 78 оборотов в минуту на 45 (а затем в середине 50-х на 33 1/3) стало возможным уменьшить формат пластинки с 10 до 7 и даже 6 дюймов. На 10-тидюймовки (или “грандики”, как их называли у нас), а позже на 12-дюймовки, стали писать альбомы.

Семерки — seven inch — получили название single рlау, сокращенно — SР. Были кстати еще и EP — extended play. На формат 7 дюймов “нарезалось” 4-5 композиций, пластинка получалась чем-то вроде мини-альбома и обязательно сопровождалась глянцевой обложкой с картинками. Особенно популярным этот формат был во Франции. Во многих каталогах подобные французские издания идут отдельной строкой.

Полюбившаяся композиция должна была максимально быстро продаться, попасть на радио, в общем, принести прибыль. В этом отношении сорокопятки были очень удобны, поскольку продать 2 композиции было проще, чем альбом, который надо было еще записать, а это занимало время и деньги. А если не “отобьется”? Тиражи были также экономически обоснованными, поэтому количество отдельных пластинок не превышает сотен или тысяч экземпляров, что обуславливает их высокую стоимость на нынешнем коллекционном рынке, иногда даже дороже многих долгоиграющих пластинок. (Одной из самых дорогих пластинок за историю английской психоделии является сорокопятка JOHN’S CHILDREN “Midsummer Night Scene”, ориентировочная стоимость которой составляет 2500-3000 английских фунтов.) В автоматах juke-box (куда “заряжали” синглы) играла в основном только первая сторона пластинки — заглавная А-side. В-side был, как правило, произволом компании, да это никого сильно не расстраивало. Эпоха, о которой идет речь, следовала сразу после Второй мировой, и не каждая семья могла тогда похвастаться наличием потребительской техники: автомобилей, телевизоров или даже обычных фотоаппаратов. Поэтому любая попытка любимого чада добиться успеха воспринималась родителями с восторгом и слезами умиления на глазах. Не говоря уже о том, что их ребенок выпускает пластинку, которую обязательно услышат все: соседи, дом, район. Вышла пластинка! Он популярен! Он завоюет весь мир и будущее прекрасно! Те, кто ему помогал ее делать, наверняка понимают в этом больше, и поэтому пусть так и будет…

Нередко в каталогах можно найти указания: “Не альбомные вещи”. На заре музыкальной индустрии это тоже имело свое коммерческое обоснование.

“В те времена люди были очень экономными и неохотно платили за долгоиграющие пластинки, если вещи с них они уже слышали на “сорокопятках”, — вспоминал George Martin, продюсер легендарных BEATLES. Сегодня это кажется абсурдом, поскольку практически любая команда рассматривает сингл как “обкатку” вещи, будущий хит. Или наоборот, играя по правилам “вчерашнего” шоу-бизнеса и “сегодняшнего” коллекционирования, выпускает отдельные композиции только на синглах. Причина одна — коммерция.

В те же времена сингл представлял собой вполне законченный, самостоятельный продукт, ни к чему не привязанный. В Британии второй половины 60-х формат 7 дюймов был, наверное, основным для многих команд и исполнителей. Но это тема для отдельной статьи, и мы отвлекаемся.

“Здесь” 

“Хорошие плясуны танцуют всегда от печки, а нам с тобой начинать поиск надо от стенки”, — говорил кузнец Шалый председателю колхоза Давыдову в романе Шолохова “Поднятая целина”. Нам надо начинать тоже от стенки. Прежде всего, разделим пластинки на непосредственно виниловые (или “жесткие”, как их иногда называют), которые соответственно имели формат 6, 7, 10, 12 дюймов, и гибкие (или так называемые flexi), к которым можно отнести “ребра-кости”, “открытки”, звуковые письма, звуковые приложения журналов “Кругозор” и “Клуб и художественная самодеятельность”, и сами гибкие грампластинки фирмы “Мелодия”.

По эту сторону “железного занавеса” мелкие форматы всегда находились в роли “вечных пасынков” у альбомных пластинок, кассет, катушек и уж тем более CD. В самом начале были “кости” или “ребра” и “звуковые письма”.

“Кости” 

В период 1945-47 годов произошел первый прорыв западной культуры в СССР. После войны, благодаря вернувшимся с фронта, в Советский Союз попали трофейные пластинки, в частности записи Петра Лещенко и Александра Вертинского, которые сразу же заняли свою особую нишу в бытовой патефонной культуре. На этих дисках лежала печать если не запретности, то, во всяком случае, некой недозволенности. В послевоенные годы патефон играл огромную роль в быту советских людей, скрашивая жизнь в самые трудные ее периоды. В конце 40-х начался ряд идеологических кампаний по борьбе с космополитизмом, низкопоклонничеством перед Западом и т.д. Недавние союзники СССР, в частности США, были объявлены лютыми врагами. После победы в Великой Отечественной Войне советское общество было “переориентировано” и теперь четко знало, с кем ему придется бороться и чья идеология ему не подходит. И свято верило в это. Все вместе это и вызвало к жизни легендарный советский феномен — “ребра” или “кости”.

Это были настоящие рентгеновские снимки — черепа, позвоночники, суставы, переломы костей. Выбор материала объяснялся довольно просто — его было много, он был дешев, доступен, на нем было удобно писать, пластинки можно было прятать в рукав во время рейдов дружинников и нарядов милиции. Рентгеновские снимки скупались “засланными казачками” оптом за копейки в поликлиниках и больницах. Пластинки из них изготавливали на особых установках глубоко законспирированные отечественные самородки-Кулибины. Если вдаваться в технические подробности, то в своей книге “Рок в СССР” Артемий Троицкий упоминал, что аппараты, на которых “нарезались” “кости”, переделывались из старых граммофонов, хотя по другим источникам это утверждение спорно (впрочем, отдельные детали действительно могли использовать). Продавались “кости”, само собой разумеется, “из-под полы”, а люди, производившие или продававшие “ребра”, рисковали огромным штрафом или даже собственной свободой за “идеологическую диверсию и незаконную экономическую деятельность”.

“Костей-ребер” было много, они были везде. И записан на них был не только рок-н-ролл. В интеллигентных семьях “на костях” можно было найти Вертинского или очень популярное в те времена танго “Kiss Of Fire” в исполнении Georgia Gibbs. Люди попроще предпочитали Лещенко, что же касается рок-н-ролла, то он однозначно был запрещен. В Москве их можно было приобрести возле ГУМа у “алкоголических небритых личностей”, похожих на персонажей некоторых песен Аркадия Северного. “Темные личности отираются у музыкального отдела ГУМа”, — примерно так писал о них журнал “Крокодил”. Среди клиентов-покупателей, которые в большинстве своем были стилягами, продавцы “костей” звались “дельцами”. Стоили “ребра” рубль-полтора “новыми” деньгами. Насколько это много, судите сами. Столько же стоило 5 порций мороженого. Иногда случались и казусы. Сначала звучало несколько секунд музыки, после чего голос с кавказским акцентом спрашивал: “Что, музыки модной захотелось послушать?” Затем несколько сильных нецензурных выражений в адрес любителей современных ритмов и… тишина.

Коля Васин, патриарх ленинградской рок-тусовки, вспоминал: “…У меня был обитый бархатом проигрыватель “Юбилейный”. В гости приходил приятель и приносил в коробке из-под обуви “ребра”. Стоили они 5-10 рублей на старые деньги (речь идет о денежной реформе 1961 года). Я не мог себе позволить покупать их, но слушал запоем. Часто мы не знали ни исполнителей, ни названий песен — “кости” шли без аннотаций — но все равно с кайфом распевали их на свой манер”. На том месте, где у пластинки находится этикетка, “ребра” иногда содержали подписи, коряво сделанные от руки карандашом, например: “Рок круглые сутки”, “Тюремный рок, или Смерть в унитазе”, “Аризона, Техас”. Прибавьте сюда эстетику рок-н-ролла конца 50-х — песенки о страшилках, Кинг-Конгах, Франкенштейнах, безумных профессорах и даже об угрозе ядерной войны, и выражение “рок на костях” приобретает уже мистическую окраску…

Летом 1957 года в Москве прошел VII Международный фестиваль молодежи и студентов, ставший своеобразным “прорывом”. Политический климат начал меняться в сторону потепления. “Железный занавес” приоткрылся, дефицит информации и культурный голод стали таять. Для москвичей фестиваль оказался чем-то вроде шока, настолько неожиданным стало все, что они тогда увидели, узнали и почувствовали. Постоянная агитация и пропаганда, борьба с безродными космополитами привели к тому, что само слово “иностранец” вызывало у любого советского гражданина смешанное чувство страха и восхищения, как перед шпионами. До 1957 года в СССР никто в глаза не видел никаких иностранцев, только в кино и на страницах центральной прессы или журнала “Крокодил”. Неудивительно, что присутствие на улицах города тысяч иностранцев — молодых людей, не имеющих ничего общего с плакатно-карикатурными стереотипами, вызывало в москвичах эйфорию.

Спрос на поп-записи был уже велик, “Rock Around The Clock” и “See You Later Alligator” в исполнении Билла Хейли стали первыми рок-хитами в СССР. Пластинок и магнитофонов было мизерное количество. Ими могли похвастаться “выездные люди” — журналисты-международники, артисты — члены их семей и ближайшие друзья.

…У вас уже есть взрослые дети. Может быть, даже имеются внуки. А тогда вам было всего-то пятнадцать лет. Ну, двадцать! Вы помните? Приезжаешь в небольшой курортный городок, культурно отдыхаешь в компании родных или друзей. И вот, в один прекрасный день, подходишь вразвалочку к обшарпанному киоску и покупаешь за “символическую цену” южный сувенир — кружок рентгеновской пленки, наклеенный на плотную бумагу. И стоит на обороте этого самого кружка аккуратный штампик: “Кабинет звукозаписи Новоафонского КБОН”. Или еще что-нибудь в этом роде.

Вернувшись после каникул в стольный град Москву, бережно ставишь “косточку” на свою родную “Беларусь”, врубаешь законные 78 оборотов в минуту и… сквозь хрип, сип, треск и неведомые науке помехи до тебя доносится: “…рол овэ Битховен анд тел Тчайковский зэ ньюс!” “Косточка” выгибается самым немыслимым образом, игла скачет, но если звукосниматель прижать пальцем сверху или положить спичечный коробок, наполненный гайками, то ничего — слушать можно. “Рол овэ Бетховен… “, а у тебя в школе твердый “трояк” по “инглишу”, с которого ты никак не слезешь. Но приходит Пашка — уж у него-то точно “три с половиной” — и вы вместе разбираете: “Давай, значит, брат Бетховен… того-этого, туда-сюда. И Чайковскому заодно так и передай…”

И ты знаешь, что у них на сегодня пять пластинок, и у тебя есть несколько не очень четких фотографий, на обратной стороне которых ты выводишь карандашом: “Джони Ленон и Поли Мак-картней”, и мечтаешь о том, что на будущий год купишь не один кружок, а все кружки с их песнями, какие только будут…

В начале 60-х “кости” и “ребра” начали выпускать более цивилизованным образом. Это уже не были рентгеновские снимки, название также изменилось — теперь они именовались “гибкие звуковые письма”, иногда определяемые в западной литературе как “official flexi postcards”. Продавались такие пластинки относительно официально, в качестве сувениров на курортах Советского Союза. Также подобное звуковое письмо можно было свободно записать в специальных студиях звукозаписи. Причем, студии даже рекламировалась средствами массовой информации. Одна из подобных точек находилась в Москве в самом начале (тогда еще) улицы Горького — в каких-то сотнях метров от Кремля, Лубянки и Усыпальницы Предводителя Великого Октябрьского Переворота. Эта студия звукозаписи обязательно должна быть знакома меломанам со стажем. Она стала своеобразной “идеологической миной замедленного действия и дальнего прицела”. Звуковые письма здесь активно нарезались вплоть до 73-74 года. По желанию клиента и “по договоренности” с администрацией студии, на письма можно было записывать и музыку. В помещении такой студии на стене висел список-каталог на 1 страницу убористого машинописного текста. Клиентам, пожелавшим записать письмо, предлагалась следующая услуга: “Ваше звуковое послание вы можете украсить музыкальным фрагментом”. Диапазон артистов, предлагаемых к “изданию” на “звуковых письмах”, был очень широким. Начиная от отдельных композиций Окуджавы, Высоцкого, Галича, цыган, “эмигрантов” и музыки из фильма “Генералы песчаных карьеров” до рок-н-ролла, ROLLING STONES, ВEATLES и самых разных коллективов, порожденных бит-бумом. Репертуар или каталог студии состоял не из конкретных альбомов исполнителей, а из отдельных вещей, отобранных с этих пластинок. Выбор композиций производился работниками студии “на слух”. Затем отобранные номера “укладывались” на магнитофонную ленту, с которой уже производилась запись на письма, а оригинальная пластинка перепродавалась.

Трудно сказать, сколько песен и каких артистов было выпущено подобным образом. Но если судить по копиям, имеющим хождение среди коллекционеров, то приоритеты были распределены примерно так. На первом месте были ВEATLES, наиболее часто встречаются экземпляры писем с записями “Twist And Shout”, “Can’t Buy Me Love”, “Dizzy Miss Lizzy”, “A Hard Day’s Night”, “Rock-n-roll Music” и “Back In USSR”. За ними по популярности следовали SEARCHERS — композиции “Love Potion Number 9”, “Needles And Pins”, “Farmer John” и “Swinging Blue Jeans” с “Hippy Hippy Shake”. Затем шли MONKEES — “I’m Not Your Stepping Stone”. Примерно так же котировался Tom Jones периода до-“Delilah”. Чуть ниже были HOLLIES и Dave Clark Five — “Glad All Over”. Однако в начале 70-х всех по популярности затмили SHOCKING BLUE с их “Venus”. Наряду с ВEATLES это, наверное, наиболее часто встречающаяся запись на письмах. Также в одно время с SHOCKING BLUE была очень популярна пластинка CREEDENCE “Hey Tonight”. Часто встречались TREMELOES “Suddenly You Love Me”. Редко попадались Herman’s Hermits “No Milk Today”, BEACH BOYS “Surf In USA” и KINKS, которых в те времена именовали ПЕТЛИ. Для любителей “странностей”, можно заметить, что также циркулируют экземпляры с записями THEM, SCORPIONS “Hello Josephine”, по рассказам свидетелей и очевидцев, существовали даже копии с “I Can’t Explain” THE WHO, но, скорее всего, это были единичные случайности. Отсутствуют письма с записями ZOMBIES, YARDBIRDS, BYRDS, GERRY & THE PACEMAKERS и многих других. Как ни странно, но присутствует не так много экземпляров с записями ROLLING STONES. Как правило, попадается композиция “The Last Time”, с пометкой на обороте: “высшая”.

Иногда, случайно или специально, под видом ВEATLES на письмо нарезались артисты, “сходные по жанру”. В результате, попытка кого-то обмануть и сделать деньги на “горячем”, вызвала к жизни записи, многие из которых вряд ли увидели бы свет в СССР официально или “неофициально”, поскольку выпущенные артисты были “некоммерческими” с точки зрения советских предпринимателей того времени. Сейчас этот обман можно воспринимать, как “смелую попытку расширить музыкальные горизонты”.

Звуковые письма имели самые разные формы, оформление и скорость записи. Остановимся подробнее на одном из видов писем, который наиболее часто встречается и вызывает живой интерес коллекционеров.

Итак, такое звуковое письмо имело в диаметре 9,5 дюймов. Проигрывалось оно с одной стороны, и записана на нем была, как правило, одна композиция на скорости 78 об/мин. На проигрываемой стороне располагалось фото: пейзаж, вид, натюрморт, или какое-нибудь изображение, что-то вроде “Привет из Ялты”. С точки зрения коллекционеров одними из самых интересных экземпляров считаются копии, на которых изображены ВEATLES: 4 головы, расположенные в форме креста. Если они сопровождаются специальными конвертами для “звуковых писем”, то цена их сейчас может быть немалой.

На обратной стороне пластинки располагались: логотипы “Студия звуковых писем” и “Фабрика”, изображения достопримечательностей Москвы, были даны адрес и телефон студии (г. Москва, ул. Горького, д. 4, тел. Б-59-54), а также были напечатаны “Правила пользования пластинкой”. “Правила” гласили: “Поставить в адаптер новую иголку, притупить ее, проиграв часть фабричной пластинки, и не меняя ее положения производить проигрывание”.

В начале 1969 года в Москве началась смена телефонных номеров. Шестизначные номера изменили на семизначные. Соответственно поменялись координаты студии, а вместе с ними изменилось и оформление “задников”. До 1969 года, как правило, использовалась полиграфическая краска красного цвета, изображения достопримечательностей были даны крупно, а телефон студии начинался с литеры и состоял из 5 цифр. После 1969 года использовалась краска синего, зеленого и даже желтого цветов, изображения сменились, стали “отдаленными”, а телефонный номер стал семизначным.

Таким образом, судя по дизайну “задника” звукового письма, можно относительно точно определить, когда оно было записано. Кроме того, оформление пластинок было выполнено на хорошем полиграфическом уровне, и можно с уверенностью говорить о том, что в какой-то момент времени производство подобных “бланков” для писем было поставлено на мелкопромышленную основу, а что на них “нарезать”, можно было решить в студии. Ярким примером тому служит запись “Venus”, нарезанная на бланках с изображением ВEATLES. Наличие большого количества таких копий предполагает, что бланки для писем с головами ВEATLES широко печатались по крайней мере несколько лет.

Если рассматривать “кости” и письма как синглы — SP — причем односторонние, то получается парадокс. На Западе это был коммерческий продукт, нацеленный на реализацию здесь, сейчас и дешево, чтобы заставить клиента выложить деньги на прилавок (хоть немного, но сразу), в Союзе же рады бы были и альбом целиком записать (или приобрести), но денег хватало только на 1 композицию (а иногда и она не входила целиком, примером тому служит вещь BEATLES “Hey Jude”).

Подобные письма имели широкое хождение во второй половине 60-х и сейчас являются подлинными раритетами. Немногие коллекционеры могут похвастаться их наличием в своих собраниях. А в начале 90-х годов ХХ века стоимость отдельных экземпляров доходила до десятков, а то и сотни английских фунтов. В отличие от массы остального советского и восточно-европейского материала, “звуковые письма” на Западе до сих пор пользуются определенным спросом, возможно потому, что это была практически “штучная” продукция, и очень мало “костей” дожило до наших дней. Сохранились, кстати и аппараты, на которых они нарезались.

В начале 90-х группой энтузиастов были успешно предприняты попытки найти подобные агрегаты. Было найдено три экземпляра — нечто сродни помеси советского танка Т-34 и английского МК-2. Причем все три имели различную конструкцию, что еще раз говорит о том, что это была в основном “самопальная”, “штучная” продукция. Интерес к изданиям подобного рода за рубежом уже был, и можно себе представить, какие “раритеты” можно было бы нарезать, заранее зная им цену. К сожалению, все аппараты оказались в той или иной мере неисправными, поэтому наполеоновский план пришлось отложить. Впоследствии вся аппаратура была отправлена на “свалку истории” престарелыми домочадцами, не разделявшими крамольных идей записи “сатанинской” музыки на изображениях костей, хрящей и прочих мощей.

Высшие силы встали на защиту легенды советского самиздата, и историческая справедливость восторжествовала. Гибкие же грампластинки еще долгое время нарезались, и даже до сих пор активно выпускаются, но это уже совсем другая история.

Гибкие грампластинки — “flexi” 

Гибкие грампластинки или “flexi” — один из самых дешевых звуковых носителей, который можно без опасений за его сохранность вложить в газету или журнал. На Западе flexi широко используются для фан-клубовских изданий, рекламных пластинок, для разовых или регулярных бесплатных звуковых приложений к различным музыкальным изданиям, в частности, независимым. Благодаря своей дешевизне, в Советском Союзе гибкие грампластинки получили очень большое распространение и выходили миллионными тиражами. Выпускались они самых различных цветов — желтые, красные, серые, черные, голубые и синие (различных оттенков). В основном flexi представляли собой ЕР — extended play — 3-5 композиций на формате 7 дюймов. Гибкие пластинки всегда выпускались с “родной” обложкой, на которой стоял номер издания, названия композиций, присутствовало какое-то арт-оформление, а иногда даже была фотография исполнителей. (В этом отношении характерны издания Тбилисского и Ташкентского заводов.) Что касается издаваемого материала, то было выпущено очень много 4-вещевых сборников с названиями вроде “Эстрада планеты”. “Гибкие” и “жесткие” издания обычно дублировались. Но большее количество того, что было выпущено на гибких пластинках, не вышло на “жестких”.

Большой бедой наших обложек была полиграфия. Обложки для гибких грампластинок были, как правило, двухцветные: полиграфическая краска одного цвета на белом фоне.

На периферии контроль цензуры, партийных органов и ГБ был слабее. Возможно, сказывались просторы нашей Родины, на протяжении которых влияние вездесущего аппарата ослабевало. Изданиями с обложками могли похвастаться Тбилисский и Ташкентский заводы: ROLLING STONES, BEATLES, Cliff Richard, сборники “Вокально-инструментальные ансамбли мира” (YARDBIRDS, TREMELOES, BYRDS, BUCKINGHAMES), SWEET, CREEDENCE, ABBA, D. Roussos etc. Интересное наблюдение: подобная демократия в отношении изображения демонов от масс-культуры допускалась в двух случаях. Во-первых, страны Восточной Европы. Возможно, они рассматривались как витрина социалистического образа жизни, а может, это было просто заигрывание в обмен на размещение танков, баз и т.д.; во-вторых, родная периферия, по описанной выше причине. Кстати, там, где эти издания выходили — Тбилиси и Ташкент — они не пользовались практически никаким спросом и сразу улетали в уценку. Наверное, из всех изданий, выходивших в Союзе, они одни из самых дорогих, поскольку содержат те самые пресловутые picture sleeves.

Вряд ли можно сейчас воспринимать подобные flexi как “серьезный” коллекционный материал: слишком их было много, выпущен они были слишком “дешево и сердито”, но свою задачу на тот момент выполнили. В “глубинку” (или на периферию) поступали записи в приемлемом качестве, которые можно было реально приобрести. Или как говорил один из двух похабных старикашек из “Маппет-шоу”: “Грех жаловаться за такие деньги”.

Хотя, можно было немного доплатить и получить то же самое, но уже на виниловой семерке. Переходим дальше.

“Кругозор”

Еще одним источником гибких грампластинок был журнал “Кругозор”, у которого позже появился собрат — журнал “Клуб и художественная самодеятельность”.

Журнал “Кругозор” был основан в 1964 году при Государственном Комитете Совета Министров СССР по телевидению и радиовещанию. Одними из инициаторов создания журнала стали известный бард и журналист Ю. Визбор со товарищи, которым подарили “игрушку” — станочек французского производства для записи на гибких грампластинках звуковых писем. Это был более цивилизованный вариант или прообраз тех “монстров”, на которых нарезались “кости”. Кстати, примерно в то же время, в начале 60-х, во Франции существовал подобный журнал, со сходной идеей и также со звуковыми приложениями.

На основе этой машинки и возникла идея звукового журнала, который бы давал обзор событий, происходящих в стране и за рубежом. Причем не просто обзор, а со звуковыми иллюстрациями. Где обзор событий, там и культурная жизнь, а где культурная жизнь, там и музыка. В общем, под соусом ознакомления с передовыми представителями зарубежной эстрады в журнале появлялись артисты, которые официально вышли в Союзе гораздо позже. Как полноценное издание пластинки журнал рассматривать было нельзя, поскольку композиции публиковались не целиком, а частично. И слово “пластинка” нигде не упоминалось, а только “звуковое приложение” или “звуковые страницы”. Однако в “Клубе” и “Кругозоре” в 70-80-х вышли записи WINGS, ELO, BADFINGER, PINK FLOYD, KING CRIMSON, Bob Dylan и многих других. Эти пластинки, прилагаемые к журналам, пользовались определенным спросом у западных коллекционеров на рубеже 80-90-х годов. В зарубежной литературе журналы “Кругозор” и “Клуб” до сих пор встречаются и фигурируют соответственно под названиями “Krugozor” и “Club & Art Amateur Activities” (сокращенно — “C&AAA”).

Непосредственно сами “семерки”

С “оттепелью”, поднятием “занавеса” и удовлетворением информативного голода появились новые возможности. Начали налаживаться и расширяться контакты с Западом. В страну постепенно начали поступать пластинки. Эпоха “костей” постепенно отходила в прошлое. Если можно было купить оригинальные пластинки (пусть даже дорого), то зачем покупать “самопал” плохого качества? Пластинки перезаписывались на катушки и с учетом подержанности перепродавались. Примерные расценки были следующие: записать пластинку стоило 5 рублей, одно опускание иглы на пластинку — 1 рубль.

Интересные наблюдения: зная, какая популярность у ВEATLES была тогда здесь, можно только догадываться о том, что творилось там. Все остальное, что происходило на тот момент в музыке, так или иначе находилось в тени творений ливерпульской четверки.

Итак, везде ВEATLES, ВEATLES и еще раз ВEATLES. И естественно альбомы. С семерками никто не связывался: музыки мало, картинки может не быть, отдать трудно, навар маленький. Поэтому в страну попадали исключительно долгоиграющие пластинки — LР — желательно самых известных людей и самые новые. Так называемое “право первой брачной ночи” по отношению к вещи, которая займет соответствующее место у тебя на полке.

В общем: “Целовать — так королеву, а воровать — так миллион”. В “Мелодии” же решили пойти “другим путем” и…

P.S.: “…После 2 затяжек крепчайшей махоркой Шалый сказал: “Всурьез собирались Рваные щупать Советскую власть”, М. А. Шолохов “Поднятая целина”.

Скопипастено с mp3shock.ru